К.Ханькан
Лебедь-птица священная.
Издревле у эвенов Северо-Эвенского района лебедь считалась священной
птицей. Старики всегда почитали эту птицу, боялись убивать, чтобы не навлечь
на себя беду.
В верховьях реки Гижига есть озеро Дарпис. Дарпис по эвенски означает
преграда. Давно это было. Как-то весной стойбище оленеводов обосновалось
на берегу озера, чтобы наловить рыбы. Хариуса и хаентки (горная мальма)
в озере было в изобилии. Каждая семья заготовила рыбы впрок, а сытые
собаки целыми днями грели свои бока на проталинах.
На озеро Дарпирс каждой весной прилетала пара белоснежных красавцев
лебедей и выводила птенцов. Лебеди с приходом холодов покидали свое гнездо
и улетали в неведомые далекие края.
И вот однажды один молодой пастух говорит:” Я никогда не ел лебединого
мяса, хочу попробовать, завтра застрелю самца, а лебедиха и одна управится
с птенцами, высидит”.
Старики говорят ему:” Ты что, голодный? Вон сколько рыбы да и оленей
у нас целое стадо. Не трогай птиц, не бери грех на душу “.
Пастух не послушался стариков, убил лебедя.
С рассвета до вечерней зари над озером слышался тоскливый и одинокий
голос овдовевшей лебедихи.
В стойбище оленеводов жила старая бабушка. Однажды она увидела сон,
будто лебедиха прилетела к людям, села возле очага и говорит:” Вы убили
моего мужа, теперь я возьму в мужья вашего пастуха “. Сказала и полетела
обратно к озеру.
Наутро бабушка всем рассказала про свой сон. Люди сильно испугались,
только молодой пастух, который накануне убил лебедя, громко рассмеялся
и сказал:-”Да что вы слушаете этот бред, только не хватало, чтобы я женился
на птице! “.
Вскоре бригада пастухов перекочевала в другое место.
Все взялись строить лабазы, чтобы оставить до осени лишний скарб.
Когда стали поднимать и укладывать вещи на площадке лабаза, пастух,
что недавно убил лебедя, поскользнулся и сорвался с высоты лабаза, упал
на выступающие корни деревьев и сломал себе спину. Промучившись немного,
пастух умер.
К.Ханькан
Как-то в сентябре мы с сыном Дмитрием охотились на перелетную дичь.
Серый утренний рассвет только забрезжил. Наскоро разогрев вечерний суп,
поеживаясь на ходу, позавтракали и, попив чаю отправились на озера часах
в двух ходьбы.
Преодолев перевал, спустились в извилистую пойму каменистого ручья
с высокой террасой, густо поросшей ивняком вперемежку с ольхой. Берег ручья,
на который мы вышли, синел от переспелой голубики.
Сын остался на поляне есть ягоды, а я пошел к ручью набрать воды для
чая. Наполнив котелок и пройдя по течению, углядел подходящее место и выбрался
на берег.
Пригнувшись, чтобы не цепляться за кусты, нависшие над песчаным узким
оврагом, я взял в сторону видневшейся полосы стланика: там можно набрать
сухих дров для костра. По ходу обратил внимание на отпечатки следов медведя,
явно свежие.
“Коридор” кончился, и я вышел на довольно просторную поляну, покрытую
пышным ковром ягеля.
О господи! На расстоянии не более двадцати шагов за редким кустом карликовой
березы, повернувшись в мою сторону, ел ягоды крупный медведь. На мне была
выгоревшая ветровка из зеленого тонкого брезента и шапочка из такого же
материала. Видно, поэтому медведь меня не заметил. К тому же остановился
я между двумя высокими кочками. Ружье, заряженное дробью, висело за спиной
прямо на рюкзаке.
В одной руке у меня был котелок с водой, в другой- специально высушенный
посох из куста рябины.
Пока я размышлял, что предпринять, немного правее медведя качнулся
куст стланика- маленький медвежонок пытался пригнуть куст, чтобы сорвать
шишку. Медвежонок скрылся в тени зарослей так же внезапно, как и появился.
Только теперь я догадался, что первый зверь- молодая медведица.
Обратно отходить в кусты я не стал. Зверь может заметить шевеление
в кустах либо уловить шорох в траве и принять меня за лося или оленя. По
шелковистой светло-бурой шерсти, хорошо заполненной форме тела медведицы
было видно, что зверь хорошо упитан, а значит, неспровоцированной агрессии
с его стороны быть не должно. Но, как говорится, береженого бог бережет.
Пока же я стану снимать и перезаряжать ружье пулями, она наверняка увидит
меня и уж точно услышит щелчок- в этом можно не сомневаться.
Когда-то отец учил меня:” Если безоружным близко встретишь медведя,
то стучи обухом ножа по посоху. Услышав такой своеобразный звук, медведь
обычно
уходит “.
Медленно нагнувшись, я осторожно поставил котелок на землю, выпрямился,
вытаскивая нож. Медведица вздрогнула, вся как то сжалась, стала приземистей.
Не отрывая головы от земли, она напряженно следила за мной. Она явно приняла
меня за какого-то зверя, не исключено, что уже приготовилась к мощному
рывку и теперь просто выжидает момент. Мне стало не по себе. Я два
раза стукнул ножом по посоху. Мне показалось, что в утренней тиши зарослей
стук прозвучал, как выстрел из “мелкашки “. Медведица чуть не села от неожиданности.
Резко бросила свое тело назад и, громко фыркнув, помчалась вверх вдоль
стены стланика. Рядом с ней черным комочком катился медвежонок.
-Пап, что за шум?- показался из кустов сын.
-А вон - махнул я рукой в сторону бегущих медведей - Давай-ка теперь
мы попьем
ПЕСНЯ О РОДНОМ КРАЕ
Немало тех, кто говорит красиво
Про “ дальний”, незнакомый “материк”,
А Север называет неуютным и тоскливым.
Мне кажется, он просто не привык!
Он не привык, я это твердо знаю,
Как то, что трудно необъятное объять.
Рассказываю о своем любимом крае,
Который помню как сестру и мать.
Суровая земля мой край родной,
Судьбы моей важнейшая страница.
Вот тундра, скалы и морской прибой,
Где мечутся, крича о чем-то птицы.
Знакомые, как отчий дом, озера,
Цветы и травы, напоенные росой;
А красота природного узора!
Нет на земле сравнения с тобой:
Плывущий пред началом дня туман,
И к морю убегающие реки….
Прекраснее картины не увидеть вам.
Конечно, кто-то видит столь красивый
Большой и суматошный “материк”,
А тундру – неприветливой, тоскливой.
Мне кажется, он просто не привык.
А я, когда в другом краю скитаюсь,
Скучаю о тебе, мой край, во сне.
Я никогда с тобою не расстанусь
И не смогу, ведь ты во мне.